Все записи автора JuNaVi

Тайга

Несколько лет назад мне довелось ещё раз побывать в тайге, но уже не как турист под присмотром, а на добыче кедрового ореха. И вот тогда-то я и полюбил тайгу. С тех пор я стал заходить в кедровник два раза в год.
Сейчас хочу вам рассказать о своих приключениях и, конечно же, байки бывалых таежников Забайкалья.

8UsBEvAh7JI— Ты хоть раз-то бывал в тайге? — cпросил меня дядь Саня.
Он был ростом около двух метров, и шагом почти в метр.
Мы прошли уже около пятнадцати километров, и оставалось нам идти ещё километров десять.
— Ну как… был давненько.
— Это тебе не городской лес в три ёлочки. Это тайга. От меня не отходи, — продолжал дядь Саня. – Знаешь, сколько тут таких городских потерялось? Счёту нет!
Когда мы пришли на зимовье, уже вечерело. Я затопил печку, дядь Саня сходил по воду, и мы приготовили на скорую руку ужин.
Вообще, в тайге одно из главных — это еда. Особенно на такой высоте.

С самого рассвета мы приготовили обед, не жалея мяса с салом. Попили кофе с джемом и пошли знакомиться с тайгой. Дядь Саня показал мне деляну: где банька, где какие тропы. Забежали (а с его метровым шагом я и вправду бежал за ним) к соседям, познакомились. Напоследок он решил устроить мне экзамен.
— А теперь скажи мне, где твоё зимовье.
На его лице была улыбка с явной издевкой. И мыслями что я уже давно заблудился и на утро я выйду из кедровника домой.
— Покажи мне “город”! Хоть в какую сторону нам идти?
— Да я тебя, дядь Саня, привести могу и до зимовья что до своего, что до твоего! — ответил я, глядя на него с улыбкой.
— Ну-ну…
— Часа два до заката у нас есть, так что, если блудану , выведешь!
И мы пошли. Примерно через полчаса мы уже были на зимовье, где мне и предстояло прожить почти месяц. Одному.

— Привет, мужики! — поприветствовал я троих, с соседнего зимовья.
— Привет, как тебе тайга? Продуктов тебе хватает?
— Отлично. Да, спасибо, хватает запасов, — ответил я. — Скажите, чьи мешки с шишкой стоят у дороги то тут то там?
— Где наши, где чужие.
— Не боитесь, что кто-нибудь сворует?
— А кто? Тут не город, тут – тайга. А в тайге другие правила! Никто никогда ничего не сворует! А мешки стоят, чтобы машина не кружила, когда выезжать будем, не подъезжала к зимовью, а просто проехала вдоль дороги, а мы закидали в неё мешки.
— Ясно.
— А ты не в курсе, чьи мешки стоят в тайге, среди кедрин? — спросили мужики почти хором.
— Мои, — заулыбавшись, ответил я.
— А не боишься потерять? Как-никак тайга.
— А чего их терять — то? Вечером пробегусь, соберу, к зимовью утащу.
— Молодец. Бывалые так мешки с орехом не бросают: боятся потом не найти мешок. Ладно, пойдём мы, а ты вечерком заходи: поболтаем.

Вот так, благодаря мешкам с орехом, которые я оставлял везде, где соберу полный, меня и узнали таежники.

*****

— Был у нас случай. Приехал к нам на добычу паренёк, чей-то родственник. Так вот, пока заезжали, он нам и говорит, мол, тайгу знаю, не впервой, а по самому видно, что тайги не знает, побаивается, — сидя у костра, попивая густой чай с молоком и сахаром, рассказывал мне Иваныч. – И, значит, собрались мы поутру, как обычно, и пошли каждый в свою сторону, а он за Михалычем увязался, — посмотрев на меня, Иваныч рассмеялся. – И вот, этот паренек, не помню, как его звать, — продолжил Михалыч, — значит, ходит за мной. Час, другой… я уже почти ширу (авт. — мешок) собрал, а он — только пару шишек, – смеясь, рассказывал Михалыч. — Ну, я ему и говорю: «Иди в другую сторону, собирай». Мол, так, ходя за мной, ты ничего не соберешь. Ну, он и пошагал в другую сторону собирать. А я за ним: понимаю, сейчас заблудится. Не знаю, в какой момент, но я потерял его из виду.
А вечером собрались мы с мужиками на нашем зимовье поужинать, чай попить. Ну, вот как сейчас, — подхватил Иваныч. — Мы часто так собираемся. Ну, значит, собрались мы, а его нет. Поспрошали других, с соседних делян, видел кто его или нет. А никто его и не видел. Просидели мы на улице ночь. Темнота, а его все нет и нет. Волноваться стали. Ночь так и прошла вся в волнениях. Зверь тут разный: и медведи, и волки, и кого только нет. А на дворе весна — зверь голодный, разговаривать не будет: порвет и съест.
Над костром стояла сковорода, на которой, пощелкивая, жарился орех. Где-то недалеко время от времени подавал голос филин. Будто говоря нам, что он тут и ждёт продолжение рассказа…
— В тот день мы никуда не пошли, — продолжил рассказ Иваныч, подливая себе чай, — решили с мужиками подождать до обеда и идти поиски организовать. Так он ближе к обеду и “нарисовался” в зимовье. Холодный, голодный, грязный… Ну, мы на него сначала наорали, а потом давай расспрашивать: «Где пропадал, да как?»
— И где же он был? И вообще как назад-то вернулся? — спросил я.
— Заблудился он, на одно зимовье: никого нет. Оставаться, говорит, страшно одному. На второе, третье — нигде, говорит, никого нет. Вот так и ходил до темноты, пока не дошёл до очередного зимовья.
— Там остался ночевать? — подытожил я.
— Нет, вот тут-то мы и посмеялись… — с улыбкой, пощелкивая жареные орешки, продолжил Иваныч. — Смотрит он в зимовье: свет горит. Заходит он и видит: мужик сидит, курит, а на столе сало, хлеб и нож большой, охотничий, прямо в стол воткнут. А у мужика борода до груди, волосы длинные чёрные. Сам мужик загорелый, аж чёрный, как негр. Ну, этот “город” перепугался так, что бежал куда глаза глядят. А куда они могут ночью глядеть? Вот и насобирал все ветки и пни старые. В общем, выбрался каким-то чудом на зимовье пустое, затопил печь, свечку достал, поел да чай попил и уснул, а наутро пошел нас искать.
— Ага, а когда на нас вышел, был голодный, расцарапанный, всего трясет. И говорит нам, показывая вглубь тайги: “Там дед, отшельник, вот с таким ножом!” Мы сначала-то и не поняли, о ком он, а потом дошло… — сказал Иваныч.
— О Лешем, что ли? — спросил я.
— Ага, о нем самом… так леший нам потом говорит: «Зашёл ко мне паренек, сразу видно: “потеряшка”. Встал в дверях и стоит, а я ему и говорю: “Привет, заходи, гостем будешь,” — а у него глаза в пять копеек, развернулся и бежать…
— А ты знаешь, сколько лет лешему? — спросил Михалыч.
— Нет, а правда, сколько? — помолчав, ответил я.
— Нынче тридцать четыре будет, – улыбнувшись, ответил Михалыч.
— А почему же леший он?
— Так как, в тайгу зайдет, перестаёт стричься, бриться и моется через раз, а живёт он тут по полгода. Вот и назвали его лешим… Хотя с тех пор его стали через раз называть отшельником, — улыбаясь сказал Иваныч.

*****

— А в другой год, помнишь, Петька приезжал. Ну, тот, который на Женькином зимовье жил.
— А, это который “радио”, – заулыбавшись, ответил Толя. — Помню такого, смышленый паренёк. Примерно твоего возраста, — глядя на меня, продолжил он.
— Так он тоже тайги не знал, а шишку колотил — шум стоял, – улыбнувшись, продолжил Макс. — Выйдет он, значит, поутру, уйдёт (тавтология) на расстояние видимости зимовья, повесит на сучок магнитофон, включит и пойдёт колотить. И не блуждал. За это и его и назвали (прозвали) “Радио”

*****

Рано утром, когда солнце только начинает выглядывать из-за верхушек кедрин, сидишь у окна, пьешь кофе, в печке трещат дрова, вокруг тишина и только пение птиц. Смотришь, как за окном, бегая по белому снегу, белки учат бельчат добывать себе запасы, и понимаешь, что лучше тайги ничего нет…
Ты, тишина и дикая природа…

Часть 2.

anypics.ru-9903— Ну что, Бумер, пойдём до зимовья? — обращаясь к старому псу, сказал Володя. — Сегодня ты хорошо себя показал. Устал, наверное, гонять зверя. Ты сколько на охоту-то не ходил? Года два? А сноровку не потерял… Охотничья кровь-то не отпускает… Это, наверное, последний твой заход в тайгу.
Они шли вдвоем по тайге, по тропам, которые когда-то, много лет назад, сами и протаптывали…

— Ладно, Бумер, сегодня отступлю я от правил: переночуешь со мной, в зимовье, — сказал Володя, запуская пса в зимовье.
Собака, которой уже было чуть больше десяти лет, сидела у порога, не решаясь переступить его и зайти внутрь.
— Да заходит ты, говорю же, можно…
Бумер сидел и смотрел на хозяина. Впервые за все время его звали на запретную территорию, в дом. С шести месяцев он ходил в тайгу. В любое время года, будь то самые жгучие морозы или невыносимая жара, дождь, снег. Ни разу он или другие собаки не заходили в зимовье, а тут его звал сам хозяин. Бумер сделал первый шаг. Передние лапы стояли уже внутри зимовья, он посмотрел на хозяина с опаской: а не прогонит ли?
— Заходи, заходи, можно!
С минуту постояв, пёс все же решился и зашёл.

— Что-то меня в сон клонит, — сказал хозяин псу, который сидел у лежащего Володи.
— Так я что, спал? И когда же я успел уснуть? Ничего не помню… Надо кофе выпить, покрепче, а то у нас вон зверь ещё не разобран.
Володя встал, опираясь о стол, и прошёл к печке за чайником. Старый пес, виляя хвостом, добродушно смотрел. Мужчина налил кипяток в металлический стакан, насыпал кофе с сахаром.
— Надо дров подкинуть: что-то холодно сегодня. Тебе-то хорошо: вон шерсть какая! Сейчас… попью, полегче станет, и мы с тобой дров подкинем и пойдём зверя разделывать, — не сколько псу, сколько сам себе говорил Володя.
Володя был бывалым таежником. Он вырос в этих краях. С детства, лет с шести или с семи, он начал ходить с отцом в эти края. Заходили в тайгу они тогда с середины лета и до самого нового года, а потом с января и по май… Сейчас ему уже пятьдесят, и не было года, чтобы он не заходил в тайгу… Тайга была его жизнью.
— Что-то у меня голова кружится..
Бумер негромко гавкнул… Это было последнее, что услышал Володя…

— Ночь уже. А как я уснул? Ничего не помню…
Собака смотрела на своего хозяина и потихоньку поскуливала.
— Да что ж такое-то! Чего у меня сегодня голова кружится? Не знаешь? Может, погода поменяется? — Володя вышел из зимовья. Ноги и руки его почти не слушались. Он посмотрел на ночное небо. Светила яркая луна, блестели звезды.
— Хм… странно… Ни облачка, ни ветерка… И что со мной творится? Чего это я спать хочу опять?

Бумер, тяжело дыша, запрыгнул на нары, где спал хозяин. Обнюхал лицо и, взяв в зубы одеяло, подтянул на Володю.
За окном уже давно светило солнце, пели птички. Бумер, гавкнув один раз, как будто говоря: “Жди, я сейчас,” — открыл лапами дверь и выбежал на улицу. Постояв немного у дверей, он прикрыл дверь мордой.
Старый пёс бежал по знакомым ему тропам в сторону дороги, временами останавливаясь и слушая, не зовёт ли его хозяин, но его никто не звал…

— Что за чёрт?! — давя на тормоза “Урала”, выругался паренек лет тридцати. — Какого лешего ты тут сидишь?
— Это же Бумер, дядь Володя! — сказал пассажир “Урала”.
Они вышли из машины. Старый пёс залаял, дергая хвостом.
— Ты чего, заблудился?
— Сам ты заблудился! Этот пёс тайгу знает лучше, чем ты свои пять пальцев!
— Эй, ты куда рванул-то? — обращаясь к псу, крикнул паренек.
Бумер отбежав пять метров, лег и продолжил лаять…
— Вроде как он зовёт нас куда-то! — посмотрев на Бумера, сказал паренек, что был пассажиром “Урала”.
— Бегом в машину! — крикнул водитель, садясь за руль. — Веди нас, Бумер.
По таёжной дороге бежал пёс, а за ним ехал “Урал”.

— Пульс есть, дышит… Плохо, но дышит… Грузим его в машину. Аккуратно только…

Спустя пару часов к больнице подъехал “Урал”, а через некоторое время, врачи везли в город мужчину с диагнозом инсульт.
— Ты сколько в тайге пробыл в таком состоянии? — спросил врач.
— Не знаю. Глаза открою — тёмно, спать охота, голова едет. Я — кофе и опять спать. Потом светло, потом снова ночь, и снова день… Кто же теперь знает, сколько я так лежал…
— Ну и сильный же у тебя организм. Инсульт и кофе несовместимы…

*****

— Спасибо тебе, Бумер, спас ты меня, — обращаясь к псу, сказал Володя. — Кость с меня, и не одна! Если бы не ты, не было бы меня уже…

Тайга. Тишина. Старый пёс и жизнь…

Часть 3

krasivye-kartinki-pro-lyubov-i-otnosheniya-20— Ну что, куда пойдем? Направо или налево? — спросил я.
Наше зимовье находилось на самой вершине горы. Поэтому с двух сторон от него начинался небольшой склон.
На улице было тепло. В тайге ещё лежал снег, покрытый ледяной коркой. Передвигаться по нему было тяжело, местами он проваливался под тяжестью тела, и мы уходили под снег по пояс.
— Ну, так что, куда идём-то?
— Пойдём направо.
В этот сезон со мной зашла на паданку жена.
Женщина в тайге — редкость, но все же встречается. Жена в тайге была впервые, и я боялся, что она заблудится.
— Вон там взрослый кедр, там должна лежать шишка, — показывая вглубь леса, сказал я.
Мы прошли триста метров, в глубь тайги. Здесь стала появляться паданка.
— Ну, тут хорошая шишка, — сказала жена, подбирая ещё одну шишку. — Много…
— Да, нужно было несколько мешков взять.
— Так сейчас соберем по шире и пойдём пообедаем. Потом придем ещё.

— Блин, пока нас не было, кто-то уже побывал тут.
— Да кто тут мог побывать, кроме нас с тобой? — спросил я.
— Не, ну, правда, иди смотри, следы свежие, и шишки совсем нет.
Я подошёл ближе, и вправду все было в следах…
— Смотри, — продолжила жена, — все затоптано! Их тут сколько было-то?
— Судя по количеству следов, человек пять… Пойдём дальше.

— И тут все истоптано! Нас не было час — и вот тебе раз, все собрали.
Я ходил, постоянно проваливаясь в снег. Ноги устали, но все же я шёл. Шёл в надежде найти шишку и не потерять из виду жену.
— Да кто тут мог пройтись? Дядь Женины?.. Так они в другой стороне, больше некому!
— Ну, не знаю. Вон все в следах.
— Хорошо, что мы успели собрать тут неплохо до обеда, — сказал я. — Пойдём в другое место: тут в ближайшую неделю ничего не соберем.
Я отвлекся от поисков шишки, закурил и стал оглядываться по сторонам, чтобы понять, куда идти. И…
— Иди сюда, любимая, – заулыбавшись, сказал я.
— Что? — спросила жена, подойдя.
— Сколько мы тут бродим?
— Часа два уже, а что?
— Да, ничего… Я по сторонам не смотрю. А ты тут впервые.
— И что? Не томи уже, говори…
— Вон ту кедрину видишь, старую и кривую?
— Ага, — посмотрев на дерево, что стояло в метрах десяти от нас, ответила жена.
— А ведь мы перед обедом около неё курили… А теперь глянь на след того негодяя, который всю шишку собрал!
— Ну, след как след…
— А ты теперь на свой глянь… А теперь вон на тот след и на мой.
— Так это что, мы, что ли, тут все собрали и затоптали???
Мы враз рассмеялись… Весь вечер мы, сидя в зимовье, вспоминали, как ругали тех, кто за час собрал всю шишку. Смеялись, пили чай, обнимая друг друга. Нам было хорошо вдвоём. Просто, легко и хорошо…

*****

В кедровнике два времени года по добыче шишки. Это осень, когда колотят шишку, то есть колотят по дереву, тем самым создавая вибрацию, от чего шишка падает. И весенний сбор — та самая паданка, когда шишка за зиму сама упала, где от ветров, где зверь уронил, а где и сама по себе.
Шира — это большой мешок с лямкой, который вешают на плечо и в который собирают шишку.

Часть 4.

Тайга и зверь.

1-43553— Дорогая, пойдём уже обедать: есть охота. Ты сколько собрала?
— Почти ширу. Давай дособираю и пойдём?
— Давай, — ответил я.
Мы собрали её ширу, водрузили оба мешка мне на плечи и пошли в сторону зимовья.
— Давай я тебя доведу? — спросила жена. — А ты не подсказывай.
— Хорошо. Смотри, а белка так и бегает с нами, – улыбнувшись, ответил я.
Сегодня мы вышли на рассвете. Немного отойдя от зимовья, я заметил, что за нами бежит белка.
Эта белочка жила на старом кедре у зимовья. Каждое утро она с детьми бегала с кедра на кедр, не разрешая им прыгать с ветки на ветку. Я постоянно им давал сухари и орешки. Бельчат она не подпускала ко мне, да и сама с опаской подходила к еде, даже если я отойду на два-три метра. Она бегала рядом с нами, на расстоянии пяти-десяти метров.
— Да… Она с тобой так уже ходила? — спросила жена.
— Нет, первый раз. Ты где деток оставила? — обратился я к белке.
Белочка, посмотрев на меня, отбежала немного и, присев, продолжила наблюдать за нами.
— Ну что, любимая, куда нам идти-то? Где наше зимовье?
— Прямо иди.
— Ну, пошли. Я иду по твоим следам.
Опустив голову, я шёл ровно по следам жены. Идти было тяжело: на спине и на плечах были два мешка с шишкой, а снег был мягкий и скользкий. Я старался ступать ровно след в след…
— Смотри, дорогой, а белка так и бежит впереди нас.
— Ну, вот и иди за ней. Она тебя и выведет к зимовью.
— Смотри, чего это она забегала туда-сюда? – спустя несколько метров сказала жена.
Я остановился и посмотрел вперёд. В метрах десяти от нас бегала белка, как бы преграждая нам дорогу. Я скинул мешки и закурил.
— А я понял, почему она так бегает, – улыбнувшись, сказал я.
— И почему?
— Сделай, любимая, пару шагов в её сторону. Сделай, не бойся.
Жена прошла метра три в сторону белки.
— Стой! — крикнул я. — Стой, говорю тебе!
Жена остановилась и посмотрела на меня. Я стоял, облокотившись на кедр, показывая рукой в сторону белки. Белка сделала пару кругов, как бы преграждая дорогу, и побежала вверх по небольшому склону. Пробежав метров пять, она остановилась и посмотрела на нас.
— И что? — спросила жена.
— А ты разве не поняла? Она тебе показывает дорогу.
— Ну, нам же прямо идти?!
— Нам идти туда, куда бежит белка. А если ты пройдешь ещё метров пять, ты сломаешь в лучшем случае ноги, а может, руку, – улыбнувшись, я ответил жене. — Говорил же тебе, там дальше по прямой старое болото, камни, валуны. Сейчас они под снегом — их не видно.
Жена посмотрела в сторону снежного пустыря, потом на белку.
— Это что, она сейчас спасла меня?
— Нас любимая… нас.

*****

За окном падал снег, а значит, сегодня я отдыхаю.
Затопив с утра печку, я попил кофе и вышел на улицу. Где-то за тучами светило солнце, в тайге стояла тишина, даже птицам не хотелось петь. Из дупла старого кедра на меня посмотрела белка, будто говоря мне: «Чего не спится? Иди отдыхай!»
На соседнем зимовье в километрах двух от меня загудела машина.
— Неужели уезжают ребята? — подумал я.
Спустя пятнадцать минут я подходил к соседям.
— Привет, мужики! Далеко собрались?
— Привет, выходим. Завтра обратно зайдем, но на другое зимовье. Если что надо вывезти, собирай – вывезем, — ответил мне Женя. — А лучше поехали с нами.
— Есть шишки немного. А чего вы так? И чем это зимовье вас не устраивает?
— Так тут такое дело. Сидим в зимовье, выпиваем, разговариваем. Слышим у веранды грохот: ну, собака опять пришла, еду ищет, думаем. Петрович взял полено, вышел и дал по хребтине, — рассказывал мне Женька. — А потом заходит, дверь запирает и спать.
— И что, псу хребтину сломал? — спросил я, глядя по сторонам в поисках пса.
— Мы его тоже об этом спросили, а он нам в ответ, нет, говорит, это медведь был.
— Ага, а наутро половина мешков в клочья разодраны. Не столько съел, сколько напакостил, — продолжил разговор Петрович. — А медведь такой зверь: раз понял, что тут орех, до последнего будет сюда ходить. Поначалу ночами, а потом от голода и днём пойдёт. Так что ты давай с нами переезжай.
— Не, ребят, вы мешки вывезите мои, а я останусь.
— Ну, хорошо, собирай. И будь аккуратней…

Зверь хоть и ушёл с тех мест, где люди: боится, но голод не тётка, пирожком не угостит, как говорится. Нет-нет да и выходит к людям…

*******

Решил я сегодня лечь спать пораньше. Выключил фонарик и почти уже уснул, как из сна меня выдернул лай собаки.
Собаку я завез в кедровник после случая с медведем на соседнем зимовье, да и по тайге стали появляться следы зверя.
Собака была небольшой дворнягой, но дом охранять умела и в случае опасности кидалась и дралась не на жизнь, а насмерть.
Я посмотрел на время: три часа ночи.
— Оскар, фу! — крикнул псу.
Оскар замолчал, но ненадолго. Спустя минуту лай продолжился.
«Неужели и ко мне медведь пожаловал? Хорошо хоть шишку с мужиками вывез. Ладно, прорвемся. Собаку надо запустить, порвет же его, жалко пса,» – думал я.
— Бегом заходи, — открывая дверь, сказал я псу.
— Что страшно? Вот и мне страшно, — разговаривал я с Оскаром, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей.
Прошло не более десяти минут, как Оскар начал рычать и скалиться на дверь.
— Ну все, успокойся, мы в доме, ему сюда не попасть, — успокаивал я пса и себя.
Оскар немного полаял и успокоился, опять ненадолго… Так продолжалось до пяти утра.

На следующую ночь все повторилось, как по расписанию: с трёх часов и до пяти утра. А утром я стал собирать вещи, чтобы перебраться на другое зимовье.

— Привет, мужики! Дело есть к вам!
— Привет, Серёга, говори, что случилось. Поможем, чем сможем.
Я рассказал о своих последних ночах.
— Ну что, перевезете меня? — спросил я.
— Да разговоров нет, — протягивая стакан с чаем, ответил Женя. — Только ты не торопись. Понимаю, страшно, но ты ночь ещё там переночуй. А когда залает Оскар, ты тихонько выгляни.
— Боязно, — ответил я, пытаясь улыбнуться.
— А ты не бойся. Этот “зверюга” ничего тебе не сделает. Он так дразнит, – улыбаясь, продолжил Женя. — А если не передумаешь, завтра с утра и перевезём тебя.

В три часа ночи Оскар опять залаял. Я взял с вечера приготовленный топор и со страхом на пару вышел потихоньку, стараясь не выдавать себя и страх. С минуту мои глаза привыкали к темноте. Пёс прижался ко мне, но ненадолго. Спустя пару минут он соскочил и побежал с лаем к дереву. Сделав пару кругов вокруг кедрины, Оскар с лаем вернулся ко мне.
«У-у, у-у», — донеслось со стороны дерева…

Когда филину становится грустно и ему не хватает приключений, он находит себе жертву. На этот раз его жертвой стали Оскар и моя нервная система. Филин прилетает ночью в одно и то же время, садится на ветку так, чтобы собака не могла до него допрыгнуть, и начинает дразнить…

*****

Тайга. Сколько в ней интересного. Она добра, она опасна…
Если вы в тайге заблудились, то на любом зимовье вы всегда сможете найти самое необходимое: запас дров, заварку, соль, сахар, крупы, сигареты. Если вы просто мимо проходите, не грабьте зимовье: ведь кому-то это может спасти жизнь.

© Денис Грушников

Другие авторы   /  Сборник рассказов

Узнайте: почему приостановлена продажа книг Дневник Домового (2-томное подарочное издание).

Состояние Защиты DMCA.com

И падали звезды…

О чем я думаю? О падающих звездах…
Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,
алмазною стезей прорезывает воздух,
и вот уж путь ее — потух…

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.
О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!
Я чувствую — она лучисто раздробилась
на глубине моей души.

Владимир Набоков

— Лешка!!! Леееееешка!!! О, Боже, это ты? Сколько лет, сколько зим, надо же!!! Как же я рада тебя видеть!!! — припрыгивала и  визжала от счастья Настя,  не давая ему опомниться тискала и продолжала засыпать его воспоминаниями . — Нееет, ну нааадоооо жееее, через столько лет встретиться, а ты изменился, седина и шрамы, они тебя красят, такой мужественный и харизматичный. А помнишь ,
помнишь как в детском саду нас дразнили: Тили-тили-тесто-жених-да-невеста, помнишь? А как мы в школе сбежали с урока и учителя, и родители нас искали до самой ночи, а мы сидели на берегу, любовались звездами и забыли счет времени? А глаза твои вот сейчас блестят так же как и тогда, я помню, только сейчас ты улыбаешься, но в глазах грусть, у тебя все хорошо? Как Люська? Как баба Валя? Дай обниму тебя, дай в щечки расцелую!!!

— Какая Люська?! Баба Валя?!

— Сестра твоя. Люська. Баба Валя тетка твоя, нас все время прятала у себя, когда родители нам запрещали встречаться. — тут Настя заметила, что мужчина смотрел на нее немного удивленно и ради приличия улыбался.

Ему понравилась эта добрая, эмоциональная женщина, нравилось то, как она ласково смотрела на него и необыкновенно тепло обнимала, чмокала в щеки и нежно водила рукой по щетине, как будто они сто лет были знакомы… захотелось остаться в ее объятиях навечно. В горле что-то сжалось. Он
давно растерял своих друзей и близких, так хотелось быть кому-то сейчас нужным и знакомым.

— Ой, извините, похоже на то, что я обозналась, как неловко. Простите. — Она покраснела, опустила свои длинные ресницы, на секунду замялась, потом вскочила в прилетевшую непонятно откуда электричку и исчезла.

Все произошло очень быстро, только что она была рядом, такая веселая и внезапно родная, и вот ее нет, остался шлейф ее запаха и ощущение приятного тепла.

Знаете, ведь так бывает во сне. Снится интересный и хороший сон, ты просыпаешься на самом интересном месте и пытаешься опять уснуть, что бы досмотреть, а что же там дальше и так хочется что бы эти ощущения оставались с тобой, прям заставляешь себя уснуть, а если не получается, то
думаешь, ну вот что за черт, ну почему…

Досада стала давить на сердце. Вспомнилось детство, юность, красивая и веселая девочка Настя, влюбленность, забавные истории и романтические приключения, спорт, друзья, но сестры и тети у него не было. Как все странно. После института была армия, война, ранение, контузия, плен, побег,
долгое лечение. Потом лихие 90-е и опять ранение. Никого и ничего не осталось, даже верный пес оставил его, ушел в мир иной. Привычные будни, работа, приятели-сослуживцы. На жизнь не жаловался, никогда не было такой привычки. За все только с благодарностью.

Почему нельзя повернуть стрелки часов назад?! Мог же не отпустить, еще поговорить, познакомиться. Он закурил, посмотрел вверх. На звезды. По небу перемещалась маленькая яркая точка. Самолет? Падающая звезда? Еще одна… И еще… Показалось на миг, что все это с ним уже когда-то было.

Жизнь изменилась за какие-то пять минут.

— Решено. Завтра в это же время, на этом же месте. Я найду, обязательно найду тебя Настя…Спасибо звездам за эту встречу.

© А. Франчетти — Дневники.Онлайн, 2015 Отрывок из книги «И падали звезды…» ISBN 978-5-9909471-7-7


Состояние Защиты DMCA.com

Левый берег. Преображение

Сидя на печной лестнице, юная кикимора шила себе новую рубаху, но, сказать по правде, выходило у нее не очень. Несмотря на все старания, стежки ложились вкривь и вкось, получались разной длины. Все оттого, что во время работы она дергалась и подпрыгивала, будто на приступку, где она сидела, подложили канцелярскую кнопку.
Кикимора была небольшого росточка, с горбом на спине и змеящейся по нему косой. Одета в длинную черную рубаху и веселенькую шапку с рожками, вероятно, собственного изготовления, потому что рога на ней были разной высоты.
-Кика! – позвал с порога банник. – Я вернулся. Что на ужин у нас?
— Ну и че? Вернулся он, видали? – скандально завизжала кикимора. – Ужин ему подавай! С чего бы это? Уж не жена ли я тебе?
Наглядно демонстрируя отсутствие ужина, в воздух поднялись пустые горшки и чугунки и стали хаотично летать по избе. Кухонная утварь время от времени натыкалась друг на друга, на стены, а особенно дерзкая сковорода со всей дури врезала баннику по лбу.
Пользуясь замешательством незадачливого жениха от всей этой кутерьмы, кикимора выскользнула за порог.
* * *
— Бабушка Авдеевна! – раздался скрипучий голос и в дверь заколотили.
— Иду! Иду! – ответила знахарка и пошла открывать, бурча себе под нос:
— Кого это принесла нелегкая в такой час? Ты? А тебе чего? – удивилась, обнаружив на пороге кикимору. – Аль заболела? Так вроде не болеет ваш род. Ну, заходи, коли пришла.
Не каждый осмелится впустить к себе в дом кикимору, но Авдеевна была не робкого десятка.
— Бабушка, помоги! – неожиданно попросила кикимора, хватая знахарку за руку и с мольбой заглядывая ей в глаза. – Нет больше мочи так жить. Чувствую, что не родилась я кикиморой. Опостылели мне все: и кикиморы соседские, и шушканы бестолковые, а больше всех – жених мой банник.
— Знамо дело, что кикиморой ты не родилась. Выкрал он тебя из семьи человеческой, когда ты младенцем была, чтобы жену себе вырастить. Это у них в порядке вещей. Так, то — дела давно минувших дней, а от меня-то тебе чего надобно?
— А можно все обратно вернуть?
Неопределенного цвета глаза с надеждой глядели прямо в душу Авдеевне и та смягчилась:
— Попробовать можно, только рискованное это дело. Можешь вообще помереть, но намучишься так уж точно. Обидно будет, если зря и не выйдет ничего. Честно скажу, способ есть. Только я его не пробовала никогда — нужды не было. Делать это надобно в марте, семнадцатого числа, за день до того и приходи.
— Бабушка, да куда же я пойду? – взмолилась кикимора. Сбежала я, а перед тем еще сковородой по лбу жениха огрела.
— Так откудова ты?
— Из Кикиморова. Можно я у тебя поживу? Я тебе помогать буду. Что скажешь, делать буду: стирать, убирать.
— Эко тебя занесло. Это ж даль-то какая. А насчет подмоги толку с тебя никакого, уж я-то знаю. Да ладно уж, оставайся, куда ж тебя деть, горемыка.
.* * *
Так и прожили вместе почти два месяца знахарка и кикимора. Жиличка старалась не вредничать, да у Авдеевны особо и не забалуешь, но и быть полезной у нее не получалось. Знала знахарка, о чем говорила. Только начнет кикимора полбу перебирать, тут же на месте подпрыгивает. Дернется, да и рассыплет крупу на пол. Бабушка на нее не сердилась — понимала, что та не виновата.
А семнадцатого марта на рассвете, когда кикимора еще спала, взяла Авдеевна большие ножницы и выстригла крест у нее на голове, приговаривая только ей известные слова.
Кикимора закричала нечеловеческим голосом и стала корчиться в постели. Тело ее выгибалось дугой, на лбу выступили крупные капли пота.
— Попей, милая! – протянула знахарка бедолаге кружку с наговоренной водой. Для того, чтобы та смогла сделать несколько глотков, голову ее пришлось поддерживать.
— А-а-а! – кикимора закричала с новой силой.
Авдеевна поставила готовиться травяной отвар и присела у постели горемыки, что металась в бреду.
— Говори, что видишь, — сказала знахарка.
— Вижу реку, — слабым голосом ответила кикимора.
— Там должна быть лодка, видишь ее? Ищи.
— Вижу.
— Садись в нее и плыви.
— Села, плыву.
— Все время рассказывай, что видишь, — напомнила Авдеевна.
— Вижу, что река и лодка зеленые, а на берегах трава растет и деревья. Вижу коров на берегу справа.
— А слева коров видишь?
— Нет.
— А что еще не так на разных берегах?
Кикимора замолчала, странно охнула, а затем сказала:
— Деревья сухие.
— Где?
— Слева. И трава пожухла. Деревья горелые что ли? – неизвестно у кого спросила сновидица. – Как будто пожар был. А одно горелое бревно вообще на земле лежит. И травы здесь больше нет, только черная потрескавшаяся земля.
— А справа? Какие там деревья? Есть трава там? – спросила знахарка.
— Да, там и трава и деревья – все зеленое. А-а-а! – снова закричала кикимора.
— Что, милая?
— Горб огнем жжет. И всю левую сторону ломит.
— Так немудрено это, — сказала Авдеевна. – Горб-то у тебя тоже с левой стороны. А ты сама сказала – пожар там был, сухое все. Надобно, чтобы левый берег зазеленел. Направляй лодку к правому берегу. Давай пристанем там, где есть саженцы небольшие: деревца, кустики. Такие, чтобы ты сама с ними справиться могла. Видишь?
— Вижу. Пристань и лопату ищи в кустах. Потом выкапывай саженец и вези его на левый берег, сажай там и полей обязательно.
Отвар для кикиморы был готов. К тому времени она успела пересадить полдесятка саженцев. А голос ее становился все слабее.
— Утомилась, милая? – спросила знахарка.
— Еще как, бабушка.
— Вот, попей, — Авдеевна поднесла кружку с дымящимся напитком к лицу горемычной. – Это тебе силу придаст.
Та сделала несколько глотков. Чудесным образом боль успокоилась, а взгляд неопределенного цвета глаз стал осмысленным. Знахарка присела рядом и заговорила:
— Сейчас расскажу тебе, что ты видела. Левый берег – это твое прошлое, которое ты сжигаешь, никак не хочешь его принять. И себя в нем принять не хочешь. Неужто в твоем детстве и юности не было ничего хорошего?
— Ну, не знаю, — растерялась кикимора.
— А ты вспомни.
Неожиданно та улыбнулась:
— Кот у меня был. Его мне старая кикимора, что за мамку была, подарила.
— Вот видишь, мамка тебе подарки делала, любит тебя, наверное. Вспоминай хорошее, вспоминай. Его много было, просто ты его сразу не признала, а, может, забыла уже.
И кикимора вспоминала, чем дальше – тем больше. Рассказывала смешные случаи из детства, и улыбка все чаще озаряла ее остроносое лицо.
— А себя ты за что так не любишь? – неожиданно спросила Авдеевна.
— За то, что такая неуклюжая и некрасивая. А еще вредная, — ответила кикимора и расплакалась.
— Ты оттого неуклюжая и вредная, что себя не любишь, а не наоборот, милая. А насчет красоты, так она — у каждого внутри и из глаз глядит как свет из дома сквозь окошко. Внутри каждый – сам себе хозяин. Что захочешь, то в тебе и вырастет, — знахарка обняла страдалицу, прижала ее голову к груди и гладила, пока та не успокоилась. — А теперь ложись, поспи, много сил тебе еще понадобится. И жалей себя от всего сердца. Ты у меня умница и красавица, запомни это. Просто запуталась, да и не мудрено. Все у нас будет хорошо. А хочешь, насовсем у меня останешься? Будешь внучкой моей, я тебя премудростям своим научу? Дарьей окрестим, тебя же мне Небеса подарили.
* * *
Еще месяц выхаживала знахарка кикимору. Каждый день та сажала деревья и кусты на левом берегу реки. Когда силы подходили к концу, Авдеевна поила ее чудодейственным отваром, кормила и вразумляла. Через две недели жиличка с улыбкой вспоминала годы, проведенные в Кикиморове. Горб ее заметно уменьшился и не так болел. Да и на кикимору она походила все меньше.
А однажды в видениях появилась большая лягушка.
— Далеко до нее? – спросила знахарка.
— Далековато будет, бабушка.
Насадив деревья и кусты, Дарья принялась перевозить дерн и сажать цветы. Вместе с травой на левом берегу появились коровы. Девушка посмотрела на оба берега и нашла их одинаковыми. Неожиданно лягушка запрыгнула в лодку.
— Бабушка, лягушка, — сказала Дарья.
— Где, милая?
— В моей лодке.
— А вот и твое преображение, Дарьюшка! – Вставай, лежебока, праздновать будем.
* * *
На следующий день Дарья вышла во двор и увидела своего жениха. Вроде бы и он это был, но за время, прошедшее с их последней встречи, тоже заметно изменился. Стал моложе и выше ростом, а вместо листьев с банного веника облачился в джинсы и футболку. Очень даже привлекательный мужчина получился.
Девушка не могла понять, что произошло с банником. Забегая вперед, скажем, что она этого так никогда и не узнала. Возможно, банника, как и ее, в человека перевоплотил знахарь, возможно, любовь, а могло случиться, что Дарьино преображение обновило и ее половинку. Ведь не зря же мудрые говорят: «Хочешь изменить мир, начни с себя».
Дарья разглядывала черточки, которые остались прежними – приподнятые уголки глаз и опущенные внешние края бровей, мочки ушей необычной формы, и сердце ее заколотилось. Все это было таким родным. «А ведь, все-таки, вот она – моя судьба!» — пришло прозрение.
— Пойдем домой, — позвал бывший банник.
— Куда? В Кикиморово? – отшатнулась Дарья.
— Зачем в Кикиморово? Я здесь в Спиридоновке для нас домик купил. Будешь к Авдеевне в гости ходить хоть каждый день. А еще цветочки в ящичек посеял, чтобы тебе радостно было.
И тихо добавил:
— Прости меня за все.
— Да простила уж. И ты меня тоже прости, если что.

© Мари Лепс, 2016


Паола. Пролог.

Книга «Паола. Темный кристалл». Автор Денис Пылев. Принимается предзаказ.

Я бежала по ночному лесу, легко уворачиваясь от ветвей. Ночное зрение, бессмертие и некоторые другие достоинства дала мне моя «нежизнь». Было время, когда я упивалась своим могуществом. Я была безжалостной ночной охотницей, несущей смерть теплокровному «корму». Но, спустя столетия, прошедшие за падением Ночной империи и времени моего рождения, я всё чаще стала ощущать сосущую пустоту внутри. Мой Наставник, выслушав мой сбивчивый рассказ, усмехнулся и отправил меня к главе клана – Владыке Моргензу. Старейший из нас, выживших после Войн Гнева, ведший нас последнюю тысячу лет, остановил меня легким жестом руки, и я впервые услышала от него слова одобрения:

— Рано или поздно некоторые из нас приходят ко мне с этим вопросом. Многие из нас, пережившие падение империи, долгое время пытались жить, как раньше – выследить, обескровить и вновь скрываться. Это удел безумцев. Если мы не сможем приспособиться, если не научимся сосуществовать, то всем нам вскоре придет конец. Жалкие осколки некогда великого народа, мы прячемся, словно дикие звери, в самых темных, жутких углах. Но, — он сделал паузу, — мы живы. А те несчастные глупцы, что решили, будто смогут жить так, как раньше, своим пеплом усеяли крестьянские поля. Вот такая ирония судьбы, — он ласково потрепал меня по щеке, — а теперь иди, Паола. Я хочу побыть один.

После этого нашего с ним разговора прошло уже несколько десятилетий. За это время я стала глазами и ушами Владыки в мире людей. Я исколесила весь юг империи, побывала в Иссилии, Гал’риаде и диких степях кентавров. Мы хотели вернуться к «нормальной жизни», а не прятаться в старых развалинах, в которых клан жил последние пятьсот лет.

 

читайте далее >>>

© Денис Пылев — Дневники.Онлайн

Другие произведения автора

Сайт автора

Другие авторы  /   Сборник рассказов

Скачать книги бесплатно 

Купить книги проекта Дневники Онлайн